Истории успеха
Журнал
|
Тормозной путь
25.10.2009
Холостые обороты. В России на минувшей неделе вновь говорили о необходимости модернизации экономики страны. Пока, как отметил президент Медведев на встрече с российской бизнес-элитой, движение в данном направлении у нас ничтожное: руководители большинства отечественных компаний потенциал применения новых технологий недооценивают. Нужны импульсы — законодательные, организационные, идеологические.
Корреспондент НТВ Роман Соболь, пытаясь разобраться, в чем причина пробуксовки, убедился: патриотов-ученых и заманчивых инновационных проектов в России хватает, а вот времени на то, чтобы вскочить на подножку уходящего поезда, остается все меньше.
Флеш-диск — компьютерная флешка. Ежегодно в мире продаются миллионы и миллионы таких устройств. Выгодный бизнес. Ведь это самый простой способ доставки информации из компьютера «А» в компьютер «Б». Флешки постоянно совершенствуются. Недавно новосибирские ученые разработали новые принципы организации флеш-памяти. Мини-революция в микроэлектронике — еще быстрее, еще мощнее.
Идея российская, но производить суперфлешки будут за рубежом. Нет, ученые оказались настоящими патриотами и честно предлагали свои идеи местным предприятиям.
Владимир Гриценко, доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник Института физики полупроводников СО РАН: «Но на этом заводе устаревшее оборудование — со времен перестройки. Они не могут производить терабитные схемы».
Технологию купила известная корейская фирма, она может и очень хочет делать такие устройства. Предвидя хорошую прибыль, корейцы финансировали исследования, платили ученым зарплату. Семь тысяч долларов в месяц — весомая прибавка к профессорскому окладу.
Владимир Гриценко, доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник Института физики полупроводников СО РАН: «Базовая ставка — 19 тысяч рублей. Я доктор наук, у меня есть квалификация. А вот молодой ученый получает 10–13 тысяч рублей».
Типичный пример, когда наша инновация от нас ушла. От идеи до реализации — долгий, тернистый путь.
Где рождаются инновации? В научно-исследовательских институтах, но после развала СССР этот источник заметно ослаб. В конструкторских бюро больших корпораций. Но в России более-менее сохранились лишь КБ, обсуживающие оборонку и энергетику. Есть изобретатели-одиночки, впрочем, их вклад невелик. И последнее — покупные технологии. Это направление у нас недоразвито еще с советских времен. В общем, идей стало меньше, но они еще есть.
Вместо замка на этой двери — трехмерная видеокамера. Не лает, не кусает и в дом пропускает только тех, чьи лица есть в базе данных. Точность распознавания — абсолютная. По многим параметрам прибор — впереди планеты всей. Область применения: от систем безопасности до создания виртуальных музеев. И не только.
Артём Юхин, директор венчурного фонда: «Если мы хотим сделать то, что называется модным словом ИИ (то есть искусственный интеллект — чтобы компьютер или робот понимал, кто есть кто или что есть что), то единственный способ это сделать — наделить компьютер трехмерным зрением».
Это опытный образец, но и он мог остаться на бумаге, если бы не господдержка. Во-первых, прямое финансирование науки и нанотехнологий начало расти. Институтам разрешено открывать малые предприятия для продвижения своих разработок. Во-вторых, государство стало вкладывать деньги в частные проекты.
Процесс выращивания инновационной идеи, новой технологии аналогичен выращиванию живой культуры в микробиологической лаборатории. Первоначальная идея, изобретение — исходный материал. Чтобы дойти до реализации, получить прибыль, о ней надо заботиться. Нужны тепличные условия и, главное, питательная среда. В отличие от живых клеток, лучшим стимулятором для идей являются деньги. Чем больше, тем лучше. Риск перекормить идею — невелик.
Здесь создают бактерии, пожирающие нефть. Посыпав порошком нефтяное пятно после аварии танкера или железнодорожного состава, мы получим чистую землю (или воду). Этот экологический проект финансируется так называемым венчурным фондом.
Иногда их называют «венчурными ангелами», иногда — «мироедами», эксплуататорами чужих идей. Такие компании ищут ученых с интересными разработками, ведут их до выпуска изобретения небольшой серией и… продают с потрохами. Мировая практика. В США до 15 % новых технологий родом из венчурных фондов.
В таком бизнесе уровень прибыли высок — от 60 % годовых, но и риск соответствующий. В России венчурный бизнес начал набирать обороты недавно, когда появились государственные фонды, готовые по принципу 50 на 50 финансировать хай-тек предприятия.
Андрей Вакуленко, генеральный директор инновационной компании: «Когда частным инвесторам говорят, что мы с вами риски разделим пополам, их это очень сильно воодушевляет».
Возможно, венчурные фонды восполнят наметившуюся убыль собственных российских инноваций. Питательная среда для идей, то есть деньги, понемногу появляются, а как насчет тепличных условий? Увы, высокотехнологичные малые и средние предприятия, о необходимости которых так много говорят, страдают теми же болезнями, что и прочий российский бизнес. Требуется лекарство.
Олег Качанов, генеральный директор венчурной компании: «Во-первых, это создание нормального института собственности. Не той, что отнимается при любом чихе любого начальника в МВД. И второе — создание конкуренции между этими собственниками».
Пока же конкуренции, лучшего двигателя прогресса, нет. И вряд ли госкорпорации ее создадут. Это дело частника.
Следующий этап. Бестелесная идея, попав под крыло частно-государственного капитала, становится опытным образцом. Его можно потрогать, но назвать его настоящей инновацией еще нельзя. Нужно несколько таких приборов, сделанных не в лаборатории, а на фабрике, небольшой серией. Нужно разработать технологию промышленного производства.
Это то, с чем столкнулись новосибирские ученые. Можно придумать что угодно, а построить это нельзя — нет станков. России, чтобы перейти на инновационные рельсы, придется покупать новые технологии, оборудование, возможно, целые заводы.
Виктор Чернышёв, генеральный директор патентного бюро: «Любая индустриальная страна проходила этап лицензирования перед тем, как был скачок в развитии инноваций, в развитии техники и технологий. Ну, Япония — это 50-е года, Южная Корея — это 60–70-е года, Китай сейчас уже заканчивает этот период».
На сцену выходит крупный бизнес. Только флагманы российского капитализма могут запустить инновации в массовое производство, только конвейер сделает изобретение дешевым, а значит конкурентоспособным.
Парадокс, но наш крупный капитал (за редкими исключениями) с высокими технологиями связываться не любит. Институты и венчурные компании сейчас не могут продать даже готовые, самые заманчивые проекты.
Андрей Мошкин, генеральный директор компании: «Нынешняя экономическая ситуация не позволяет инвестору заниматься хай-тек. Деньги идут туда, где меньше рисков и больше доходность. И такие места сейчас есть. Нефтянка, газ».
Олег Качанов, генеральный директор венчурной компании: «Если олигархов очень сильно не стукнут по голове их начальники. Я имею в виду политическую власть. Им стучат, конечно, но это — ручное управление, их заставляют».
Порочный круг. Пока в России есть сырье, высокие технологии не интересны. Госдума уже год разрабатывает проект закона о поддержке инновационной системы и приобщения к ней крупного капитала.
Валерий Черешнев, председатель Комитета Госдумы РФ по науке и наукоемким технологиям: «Сложно получается. Нужно еще 15 законов, чтобы совместить эти направления для развития науки и промышленности».
Только когда сложится вся цепочка от науки до частных мегакорпораций, можно будет говорить об инновационной модели экономики страны. По оценкам экспертов, даже при самом благополучном прогнозе нам понадобится еще лет 10.
Обсудить новость в форуме
Чтобы добавить новость, необходимо зарегистрироваться
|
|
Новости сайта
Новости
Опрос
Вы сейчас работаете?
АРХИВ ОПРОСОВ 
Контакты
E-mail: welcome@hbmag.ru
 347304333
|
